Давайте горевать и плакать откровенно…
Давайте горевать и плакать откровенно…
Дети растут в условиях, где эмоции у родителей или отсутствуют, или выглядят настолько противоречиво, что ребенок совершенно теряется в своей попытке хоть что-то понять.
Значение чувств в жизни человека трудно переоценить: мы нуждаемся в любви, понимании, признании, иногда мы грустим и печалимся, часто злимся, ревнуем и обижаемся, но все это в совокупности дает нам ощущение целостности и полноты жизни.
Особенно актуальность переживания чувств возрастает в эпоху, когда практически единственным местом, где мы легко и свободно рефлексируем, остался интернет с его многочисленными блогами и соцсетями.
Эмоцию нам заменил смайлик, и выражение лица собеседника в момент виртуальной беседы мы представляем достаточно слабо, поскольку в принципе эмоции на лице становятся реликтами, и мы привыкаем к тому, что различить многие чувства мы просто не в состоянии. Это мешает нам строить отношения, откликаться на дружбу и воспитывать детей в любви. Поэтому нам ничего не остается, как впадать в депрессии, отключать себя от любого эмоционального контакта, становясь социофобом, или искать для себя социопатическую парадигму развития, живя в свое удовольствие, но при этом доставляя массу неприятностей другим.
На этом фоне появляется бесконечное количество тренингов эмоционального интеллекта, в большинстве своем достаточно низкого качества, которые худо-бедно помогают поправить ситуацию. После этих искусственных натаскиваний многие чувствуют еще большую опустошенность, ибо нарастить чувства одномоментно невозможно, ведь чувства – это долгая душевная работа, которая начинается в раннем детстве. И ответственность за качество переживания нами чувств, в какой-то мере, несут наши родители, давая нам еще в младенчестве базовое доверие к миру, вовремя откликаясь на наши запросы.
Первый запрос на чувства ребенок озвучивает плачем, сообщая миру о своем появлении и вызывая острую эмоциональную реакцию у матери, которая должна немедленно включиться и дать эмоциональный ответ младенцу. Если такой реакции нет – ребенок будет пытаться разбудить чувства матери еще и еще раз, но если отклика не будет и в дальнейшем, он может утихнуть и осознать: мир ко мне настроении враждебно, мир меня не любит, никому доверять нельзя, я в этом мире одинок.
Именно это и случилось с героем романа Патрика Зюскинда «Парфюмер» – Жаном-Батистом Гренуем, который был выброшен матерью в рыбные отходы, закричал, озвучив свой призыв к жизни, тем самым отправил мать на виселицу и навсегда лишился этого самого базового доверия к миру. Гренуй лишился чувств, но обрел яркие ощущения, даже больше – талант, талант, которым он не сумел воспользоваться. Но, по сути, Гренуй всю жизнь стремился к любви, пытаясь поменять свой талант парфюмера на любовь человечества, что, при отсутствии у него собственных чувств, привело к трагедии. Еще в младенчестве он отключил все чувства, ощутив их ненужность…
Большая проблема современных семей состоит в том, что многие родители хоть и не бросают своих детей, но часто живут рядом с ними безэмоционально, не включаясь, и даже, для удобства пребывания в обществе, пытаются как бы купировать или запретить детям испытывать «неудобные» чувства. К «неудобным» часто относятся злость, стыд, смущение, жадность, обида, страх.
Родители навязывают детям понимание, что плакать – плохо и некрасиво, злиться – неуместно, жадничать – неприлично, смущаться – неудобно, бояться – стыдно, а значит, лучше всего этого не делать и не испытывать «плохих» чувств вообще. В результате эту кипящую кастрюлю с чувствами родители консервируют и стараются не открывать. Это приводит к тому, что эти «консервы» взрываются в самый неподходящий момент, обдав всех, кто находится рядом, своим горячим содержимым. Чаще в исполнении ребенка это выглядит как истерика, психоз, шантаж, депрессия или психосоматическая болезнь, иногда может выражаться в транзиторных тиках – неконтролируемых, непроизвольных телесных реакциях, подергиваниях, морганиях, покашливаниях. Потому как чувства должны найти свой выход, пусть это даже будет телесная реакция, если другие запрещены.
Грустно, очень грустно осознавать, что наши дети растут в условиях, где эмоции у родителей или отсутствуют, или выглядят настолько противоречиво, что ребенок совершенно теряется в своей попытке хоть что-то понять. И тогда в буквальном смысле ребенок ищет для себя выход, прорывая родительскую оборону, пытаясь вызвать у родителя хоть какой-то эмоциональный отклик, пусть даже отрицательный. Неслучайно эпизоды детских истерик стали так часто появляться на улицах и супермаркетах, в школах и детских садах, в кафе и ресторанах, и, конечно же, дома.
Но именно мы своими противоречивыми реакциями не даем ребенку определиться, плохо или хорошо то, что он сделал, и как бы нужно к этому относиться. Вот, допустим, малыш разбил чашку. Случайно разбил, без злого умысла. Мама, находясь в этот день в плохом расположении духа, кричит на ребенка и ругает его. Ребенок усваивает простой посыл: бить чашки плохо, мама будет недовольна, чашка, возможно, маме важнее, чем я, но я с грустью принимаю это правило. И тут случайность повторяется: ребенок разбивает вторую чашку, но в этот день мама настроена благостно, и ничего по этому поводу не устраивает – не ругает, не злится, не кричит. И вот тут ребенок приходит в замешательство: так все-таки – это хорошо или плохо – разбить чашку? В прошлый раз мама меня сильно ругала, а в этот раз сказала: «На счастье!». Ребенок в замешательстве, ему совершенно непонятны правила игры, и он пытается все-таки прояснить ситуацию.
А как это можно сделать? Ну конечно же – разбив третью чашку! Ведь ему важно понять, как мама отреагирует сейчас и каковы правила. А мама не понимает, что причина данного вида «неуклюжести» в том, что она своими действиями не дала возможности ребенку понять, где же границы дозволенного, какова ее подлинная реакция, какие реальные чувства она испытывает, и, в конце концов, что все-таки в нашем доме хорошо, а что плохо. Точно так же может произойти в случае, когда реакции родителей достаточно противоречивы – то, за что один ругает, другой воспринимает нейтрально, и наоборот. Тут маме придется определиться с собственными чувствами по поводу чашки и других поступков. А родители должны максимально согласовать свое отношение к детским капризам, проделкам, истерикам, желаниям, и это в конечном итоге утвердит ребенка в том, что в его доме все стабильно.
В эти «игры» часто играют и учителя в школе, когда их критерии оценивания поступков и учебных достижений размыты и неопределенны, когда у них за одно и то же действие может последовать и наказание, и поощрение, когда настроение учителя уж слишком влияет на степень его точечной справедливости. Лично я знаю немало таких примеров. А дети имеют очень тонкие настройки в дифференциации интонации взрослых, что делает самих взрослых в глазах детей – лицемерами. Как потом научить ребенка искренности и непредвзятости, если мы продемонстрировали собственным поведением другие примеры? В этом случае в школе тоже помогают четкие правила, которые важно не только озвучить, но и повесить на видном месте, чтобы в необходимый момент была возможность свериться.
Но правила, как дома, так и в условиях детского коллектива, должны распространяться на всех, включая взрослых. «Что положено Юпитеру, не положено быку» – тут никак не пройдет. И если у нас в доме или в классе не принято кричать, то это относится и ко взрослым, и к детям, а значит, вернуть кричащего взрослого в реальность, сможет и ребенок: «Папа, не кричи, ведь у нас не принято кричать». Все ли готовы услышать это от ребенка? А учителя готовы?
Но не кричать – не значит не злиться. Ведь если у нас есть ограничения в некоторых проявлениях чувств, то это не значит, что у нас запрещены сами чувства. Не кричать – это одно, не злиться – совсем другое. И если ребенок злится, и у него есть на то повод, то взрослый должен помочь выразить это чувство словами, помочь назвать его, отдифференцировать, но не запретить. Ребенок может плакать, обижаться и злиться, он может жадничать, бояться и стесняться, и наша помощь заключается в том, что, во-первых, мы признаем, что эти чувства существуют, что они существуют у всех, и это вполне нормально. Во-вторых, что с ними можно жить и что они формируют у нас эмоциональную компетентность – понимание чувств других людей, когда мы узнаем у других те чувства, которые испытывали сами, а значит, учимся помогать и себе, и тем, кто рядом. Испытывая чувства, мы учимся отличать добро от зла, искренность от притворства, наивность от лукавства, и, конечно же, учимся разбираться в людях, что в принципе необходимо современным детям, живущим в мире тотального обмана.
Чувства и эмоции – это часть социального обучения, то есть дети быстрее и проще осваивают те состояния, которые заставляют других обратить на них внимание, которые помогают управлять взрослыми. И если в обществе, где формируется личность ребенка, приняты чувства благодарности, нежности, любви, дружбы и доверия, то именно эти чувства станут для него основополагающими и в детском коллективе, ведь к шести-семи годам ребенок уже должен неплохо понимать чувства, если мы помогали ему в их освоении.
Важно также сказать о том, что в тот момент, когда ребенок испытывает очень сильные чувства и становится просто непереносимым для нас, вызывает злость и раздражение и желание изолировать его, нам как раз ни в ком случае нельзя покидать малыша, оставлять его одного. Ребенок нуждается в любви как раз в тот момент, когда меньше всего ее заслуживает. Часто родители делают ровно наоборот, оставляют ребенка одного в комнате, наедине со страхом и болью. Да, ребенок от этого страха может утихнуть, замереть, но страх точно никуда не денется, и потом, через время проявится в том, что ребенок вдруг начнет «липнуть» к взрослым, не отпускать маму на работу и всячески заставлять присутствовать взрослых при всех своих истериках. Тут уж нам взрослым нужно находить в себе резервы, искать ресурсы и освобождать свой эмоциональный контейнер от мусора.
Свобода в выборе эмоций, осознанность чувств, ответственность за свои эмоции позволяют уже взрослому человеку быть личностью и инициатором своей жизни, а не безмолвным созерцателем чужой. Это во многом зависит от детского опыта, за который мы будем нести ответственность перед нашими детьми, как бы ни сложилась их жизнь.
